я, чего он добивается. – Лучше быть шкурой, чем убийцей. Я, жадная скотина, решил нахлобучить сестру, затеял тяжбу, но тут на моё счастье, ей не повезло, её убили. А телеграмму я сам себе отстучал?
– Ты про штампы, о которых нам девушка твоя рассказала? Любая подруга твоей сестры по её просьбе могла отправить.
Я стал было втолковывать майору, что Вера приехала в Москву позже меня. Костров терпеливо ждал, когда я закончу.
– Ты можешь назвать хоть кого-нибудь кто кроме тебя заинтересован в этом деле? – спросил он.
Я подумал о Нине. Но как я мог обвинять Завьялову, не будучи уверен в её причастности к делу? К тому же я не понимал её мотивы. Да и вчера у подъезда меня избила не она. Кроме того, пришлось бы рассказать этой равнодушной московской ищейке о прошлом моего отца – именно на них основывались мои подозрения. А что я знал о его московской жизни? Ничего! С другой стороны мне хотелось поскорее развязаться с этим делом. Но здравый смысл пересилил. Я пожал плечами.
Костров хмыкнул. Он предугадал мой следующий вопрос:
– На то, чтобы проверить всех знакомых твоего отца, что они делали по минутам в день исчезновения Веры, уйдут годы. А итог будет тот же! Скажи, зачем им лезть в ваши семейные дрязги, да еще рисковать своей шкурой? Твой отец был не последний человек в этом мире. Его окружали такие же, как он, благополучные люди, у которых всё есть. Никому дела нет, кроме журналюг, как вы распилите его добро! В политике он тоже никому не мешал. Его лучшие годы прошли, и своё место под солнцем он застолбил.
– А смерть Лапшиной?
Я рассказал о её возможной роли неудобного свидетеля.
– Вскрытие показало, что бабуся умерла от острой сердечной недостаточности, – ответил Костров. – Старенькая она! Понимаешь! А старые люди, случается, умирают!
– Бред! Дверь была открыта. Обычно старуха закрывала её на все замки. Возможно, она хорошо знала того, кто к ней зашёл. Сама закрыть дверь она уже не могла. А тот, кто убрал бабусю, не захлопнули дверь для того, чтобы её нашли, как её нашёл я.
– Что тебя так на бабке замкнуло? Сериалов насмотрелся? Кому она нужна, бабуся твоя, подумай? За что её убивать? Если она в первый раз выгородила убийцу, как ты говоришь, что ей стоило сделать то же самое во второй? Со дня смерти Лапшиной никто не поинтересовался старушкой. Может, предчувствуя недоброе, она открыла двери, чтобы позвать кого-нибудь. Ей стало плохо, она вернулась в комнату и больше не встала.
– Она могла по телефону вызвать скорую!
– Понимаешь, нет мотивов её плющить!
– А Вера? Не сама же она пыталась себя изнасиловать, а потом легла в товарный вагон и умерла? – теряя терпение, выпалил я и поморщился от головной боли.
– Настырный ты парень! – усмехнулся Костров. – Веские причины сделать это были только у тебя. Но ты чист. Теперь слушай сюда. Только держи язык за зубами. Это уже третье подобное убийство в Москве. Во Владивосток, правда, никого больше не отправляли, но почерк тот же. Этого с тебя достаточно, чтобы ты остыл? Трепаться об этом не нужно. Москва и так уже слухами полнится.
Я не знал, верить ему или нет. Похоже, Костров сам не верил в свои бредни. Но даже в то время я уже слышал от коллег по газетному цеху про рутину в органах и про то, как они затыкают дыры, чтобы закончить следствие. Костров явно не рвался заниматься этим делом: скорее всего, с одной стороны к поиску убийцы его подстёгивало начальство и родственники Веры, с другой – за меня заступились Пашин и друзья отца. Майор сказал:
– Мы найдём его. Рано или поздно преступник ошибётся. Без него работы по горло. И без тебя тоже. Так кто писал письмо?
– А муж Веры? – не сдавался я.
– Он с тестем на тебя бочку сгоряча покатил. Ситуацию ему объяснили. Сейчас он другим занят. Кстати, советую тебе подсуетиться с наследством! Там их адвокаты уже вовсю работают! – Костров многозначительно подмигнул, и в его широко расставленных глазах впервые мелькнуло подобие уважения к такому везунчику, как я.
– Было б добро – хозяин найдётся. Ну? Закрываем дело?
Я был бы рад поверить оптимизму Кострова, если бы был уверен, что завтра со мной не случиться то же, что прошлой ночью.
– А то, что меня отделали, это ничего? – обвёл я пальцем вокруг лица.
– Если бы бандюшня впряглась за твою хату, они бы тебя просто грохнули! Меньше по ночам шляйся!
– Приму к сведению! Можно я отвечу через пару дней?
– А ты – баран! – без злобы проговорил майор и вздохнул. – Упрямый баран! Ладно, дело твоё. Но через два дня я закрываю дело. Понял?
Он окликнул кого-то по имени и, не прощаясь, ушёл в соседнюю комнату.
19
День, как говорится, разгулялся. Но от яркого света болели глаза и голова. Впрочем, встряска, похоже, пошла мне на пользу – я стал быстрее соображать.
Нападавший мог не знать, что я на свободе. Если, конечно, он видел, как к дому подъезжал патруль. Он так же не мог знать, что Костров и компания хочет скорее спихнуть дело на мифического маньяка, а нападение на меня – на шайку местных хулиганов и, если повезёт, записать на себя раскрытие не одного, а нескольких преступлений. Так что, коль уж кто-то специально приходил сегодня ночью к дому отца, он вероятнее всего, вернётся. Вот только зачем?
В том, что на меня напали не хулиганы, я не сомневался – деньги и документы они не взяли. Кроме того, вряд ли он или они подстерегали у подъезда именно меня – той ночью я сам не знал, что от Завьяловой отправлюсь к Лапшиной. Да и, рассуждая здраво, что мне было делать у старухи во втором часу ночи? Адрес моей съемной квартиры знала только Завьялова. Так что, если уж записывать Нину в наводчицы, то, скорее всего, ждали бы меня у съемной квартиры на Ленинградском проспекте.
Нет, ждали не меня. Или, скажем иначе, меня-то как раз не ждали.
Я зашел в кафе пообедать. Очевидно, сотрясение было сильным – после еды меня снова затошнило, и я выпил бутылку минералки.
Скорее всего, дело было так, размышлял я. Неизвестный подъехал на машине, когда я во второй раз поднялся в квартиру Лапшиной. Потому что изначально у подъезда стоял лишь «жигулёнок». Нападавший заметил свет в квартире покойницы и решил подождать. Но подождать чего? Зачем он оглушил меня? Значит, он видел, что я вошёл в дом и, следовательно, знал, что я – это я и иду в квартиру отца либо соседки. То есть он видел меня прежде. Но даже тогда он мог дождаться моего ухода и спокойно подняться к Лапшиной или в квартиру отца. Либо уехать и вернуться в более подходящее время.
Нет, подумал я, ему нужна была не старуха. Он решил, что я забрал из квартиры отца что-то важное, и решил обыскать меня. А наверх он не пошёл, потому что у него не было времени: не я, так соседи, потревоженные шумом, могли вызвать милицию. И если ночной гость хотел забрать из квартиры что-то что, по его мнению, могло заинтересовать меня, желательно было бы его опередить.
Со страхом я подумал о двух опустевших квартирах на одной лестничной площадке и о вчерашнем нападении. И всё же поехал в переулок.
У подъезда еще виднелись затоптанные пятна крови. Квартиру Лапшиной опечатали, но я не мог отделаться от ощущения, что за стеной лежит старуха. И запах…
Я нащупал в поясном кармашке ключ, открыл дверь и вошёл в квартиру. Сердце сжалось. Родовой склеп. Холодно и жутко. С опаской я осмотрел комнаты. В косых лучах солнца из окон ни пылинки, словно здесь никто никогда не жил.
Что будет искать незнакомец, я не знал. Поэтому переложил пакет с фотографиями из старых журналов на видное место, на рабочий стол – приманка
